С п о р т с м е н

   Кристиана Айзенберг 

         Первая мировая война и ее последствия

    Первая мировая война явилась рубежом в истории спорта, поскольку все участвующие в ней армии, самое позднее, с переходом к позиционной войне 1916/17 годов проводили соревнования и создали упорядоченную систему тренировок для поддержания войсковой морали. Легкая атлетика, футбол и изобретенный незадолго до этого гандбол стали излюбленными дисциплинами, которые, как вскоре с неодобрением отмечал один прусский генерал, "больше влияли на войсковую жизнь отдельных подразделений, чем скучная служба с оружием”. Не только на поколения, рожденные в 90-е годы XVIII века, но и на более старшие, мировая война подействовала, таким образом, как "рекламная акция” спорта, имевшая далеко идущие последствия в период после 1918 года.

  Во-первых, в спортивные клубы, союзы и на спортивные трибуны повалили "толпы” вернувшихся с войны. Существовавшие до сих пор кумиры и соревнования утратили свой элитарный характер. Этот взрыв популярности затронул не только вышеназванные дисциплины, но и велогонки, плавание, греблю, бокс и в особенности стрельбу. Во-вторых, многие из тех, кто во время войны подвергся спортивной социализации, вместе с военной формой не избавились от усвоенного понимания спорта, как избавились от военной формы — процесс, обусловленный в проигравших странах еще и тем, что военные командные инстанции под впечатлением поражения и, как это было в Германии, революционных событий, старались при помощи соответствующих предложений успокоить и направить в нужные русла потоки демобилизованных.  Однако происшедшее в ходе войны смешение спортивных и солдатских добродетелей полностью преодолеть не удалось. На соревнованиях бросались в глаза небывалое до сих пор количество нарушений и грубость. А в общественном мнении спортивная конкуренция оставалась тем же, чем была на фронте, а именно "борьбой” (Kampfband, Kampfbund)2. Вместо "друга по спорту” (Sport-freund) теперь говорили "товарищ по спорту” (Sprotkamerad). И для него не было производной женского рода, потому что тот, кто принимает на себя определенную таким образом роль атлета, волей неволей принимает также и "образ мужественности, который скоро начинает выражаться в одежде и облике, голосе и мимике, в характере и жестах”, — так гласило адресованное женщинам — любительницам спорта предостережение бывшего фронтового офицера Германа Вестерхауза, получившего после войны диплом учителя физкультуры и спорта. Неудивительно, что среди членов спортивных союзов в Германии в середине 20-х годов XX века женщины составляли менее 6 %, — даже меньше, чем в начале века.  Это "омужествление” стало одной из причин обособленного характера и невыразительности спортивной жизни в Веймарской республике. Другая причина заключалась в том, что общественная жизнь после проигранной войны выглядела совершенно иначе, чем во времена империи. Поблек не только гражданский английский образец (включая английский спортивный язык). Из-за исключения военного агрессора из процесса международного культурного обмена была утеряна и атмосфера международного общения, характерная для рубежа столетий. Кроме того, с падением монархии из общественной жизни исчезла и аристократия, задававшая прежде тон, благодаря постоянно окружавшему ее ореолу роскоши; а из-за разжигаемой с целью уменьшения репарационных платежей инфляции, продолжали обесцениваться уже и без того значительно сократившиеся после войны большие состояния. Вследствие этого, а также потому, что одновременно пострадала и главная целевая группы спортивной рекламы — состоятельное буржуазное среднее сословие, в качестве спонсоров вскоре стали выступать только местные пивоварни и производители лимонада, так что союзы и общества на глазах становились все более зависимыми от государственных дотаций. Часто это еще более обостряло проблемы финансирования, так как максима государства гласила: "спорт для всех”, — а это требовало не только бережливости и готовности к перераспределению, но и морального осуждения стремления к личной выгоде. А весьма значительные доходы от вступительных взносов должны были доставаться не небольшой группе лиц, а общественности.  Следующие два мотива государственной политики в спорте указывали в том же направлении. Как только были возобновлены дипломатические отношения, лучшие спортсмены каждой дисциплины на спортивных мероприятиях за границей, и особенно на обещающих паблисити Олимпийских играх, должны были исполнять обязанности "дипломатов в спортивных костюмах”, а "массовый спорт” должен был увеличивать "народную силу”. В то время как либеральные и социалистические силы понимали под этим лозунгом "здоровье народа” и компенсацию падения рождаемости, политические правые делали ставку на парамилитаристские устремления, которые подспудно или открыто проявлялись в то время во многих спортивных объединениях. Поощрение этой тенденции позволило бы сохранить "обороноспособность” и обойти "диктат” Версальского договора. На это надеялись и некоторые генералы, которые из-за предписанного государствами-победителями сокращения войск пропагандировали систему милиции.  На этом фоне спортивные деятели, политики и военные около 1920 г. развернули массивную кампанию в защиту совершенно не популярного до 1914 года принципа любительства. Главные качества спортсмена рубежа столетий, такие как динамика, нацеленность на успех, готовность рисковать и известная беспощадность к собственному телу признавались по-прежнему, но теперь им придавался характер политической необходимости. В отличие от своих предшественников, интересовавшихся в первую очередь презентацией своей "личности”, атлеты послевоенного времени должны были служить обществам, будь то нация, союз или команда. Они должны были быть не знаменитостями или звездами, но самоотверженными, готовыми на жертвы "героями”, какими якобы уже проявили себя спортсмены-участники войны.    В основе такой "вербовки” атлетов лежало характерным образом искаженное заимствование старой аристократической добродетели беспристрастности. Однако если в стране возникновения спорта эта добродетель считалась свидетельством индивидуального спортивного мастерства, то теперь в Германии (и в других странах Центральной Европы) на нее начались нападки. И если в Англии при отсутствии доказательств обратного предполагалось, что профессионалы в ситуации соревнования могут вести себя по спортивному, то в Германии эту способность полностью отрицали, аргументируя это тем, что профессиональные спортсмены, принимая во внимание последующее соревнование и ожидаемые от него доходы, не станут выкладываться полностью, и, таким образом, проявлять "геройство”; поэтому их следует рассматривать как неких циркачей или актеров. Слоган генерального секретаря Германского имперского комитета по физическим упражнениям DRA (Deutsche Reichsausschuss fur Leibesubungen), Карла Дима гласил: "Там где кончается чистота понятия "любитель", кончается и истинный спорт!” —представлял собой еще довольно сдержанную формулировку этой тенденции к разграничению. Некоторые ответственные функционеры даже дали увлечь себя призывам к "истреблению” и "искоренению зла”. Уже во время экономического кризиса конца 1920 года, когда были урезаны общественные дотации для союзов, и спортивным деятелям необходимо было продемонстрировать политикам и военным свое достойное поведение, любительская кампания привела к исключению профессионалов из союзов по отдельным дисциплинам, а союзов профессионалов —из DRA.   Немецкая общественность следовала такой логике лишь условно. Разумеется, требуемое функционерами использование атлетов для "народного сообщества” с одной стороны, и для политических и мировоззренческих объединений (рабочее движение, церкви) — с другой, имело место. Однако нельзя было предвидеть, что возникшее благодаря спортивным успехам "коллективное упоение” (Герман Казак) в некоторых случаях преодолеет и размоет границы этих сообществ. А различие между любителем и профессиональным спортсменом, героем и звездой для публики с самого начала являлось искусственным. Так, многие знаменитые "спортивные личности” 20-х годов XIX века (такие как теннисист Билл Тильден, "ледяной зайчик” Соня Хени и бегун мирового класса Пааво Нурми) причислялись не только к "чуждым сообществу” иностранцам, но и одновременно к чистым профессионалам или —это касалось немецкого конкурента Нурми Отто Пельтцера — к растущей группе псевдолюбителей, постоянно вступавших в конфликт со своим союзом.    Когда в середине 30-х годов конъюнктура снова поднялась, категории стали еще более расплывчатыми, потому что национал-социалисты, которые теперь вмешивались в дела "имперского спортивного руководства” продвинутых деятелей союзов, старались соответствовать вкусам публики и избегать скандалов. Это привело к тому, что любительские параграфы, причем не только касательно практики соревнований, в "третьем рейхе” попирались еще более бесцеремонно, чем раньше. Воскресные обращения и официальные высказывания часто уже не соответствовали "чистому учению”, что подчеркивалось еще и тем, что авторитетные спортсмены, такие как велогонщик Густав Килиан, автогонщики Бернд Роземейер, Рудольф Караччиола, а также чемпион мира по боксу Макс Шмелинг удостаивались публичных похвал от национал-социалистических функционеров. Подвергалось нападкам даже политическое использование атлетов для национал-социалистического "народного сообщества”. Популярные стилистические средства изобразительного искусства того времени, примат красоты, пристрастие к скульптурности и, прежде всего, новые усовершенствованные техники фотографии официального партийного фотографа Лени Рифеншталь (портреты, съемки крупным планом, диафрагмирование фона посредством съемки снизу на фоне бесконечного неба), по крайней мере зрительно, выделяли спортсменов из фашистского "орнамента массы” (Зигфрид Кракауэр). Натренированное тело атлета (и впервые еще и женщины-атлета!) стало, таким образом, эстетической категорией sui generis.  Если бы Вторая мировая война не положила внезапный конец этому развитию, доминантный образ спортсмена рано или поздно снова приобрел бы ориентацию на "сверхчеловека”. В пользу этого говорит и развитие практически не пострадавших в войне США, где атлеты сохранили свой индивидуализм и после 1945 года (и где олимпийские фильмы Рифеншталь и сегодня характерным образом продолжают вызывать стойкое восхищение). Однако в Европе Вторая мировая война означала еще более глубокое вторжение в повседневную жизнь, чем Первая, и лишения послевоенного времени были еще больше. Идеал готового к достижениям, но скромного "героя”, который одерживал победы ради чести своей команды и государства, в это время пережил не только свой ренессанс, но и впервые встретил безграничное одобрение.   Что касается молодой Федеративной Республики, то такое "позднее цветение” объясняется отчасти тем, что "спортивный герой” смог включиться в непрерывавшуюся до сих пор тенденцию просветления так называемой демократической и внешне политически благонадежной культуры 20-х годов XX века, в то время как "сверхчеловек” автоматически идентифицировался с фашизмом. То, что когда-то, на рубеже столетий, он первоначально являл собой идеал современности давно кануло в забвение. При этом после 1945 года и в Советском Союзе и его государствах-спутниках в Центральной Европе, включая конъюнктуру ГДР, и даже в самой Англии, где перед Второй мировой войной джентльмен любитель (gentleman amateur) еще был в большом почете, симпатии, согласно Н. Бакеру, столь решительно перешли к непритязательным атлетам "из народа”, что органы надзора "английского спорта” впервые были вынуждены ослабить условия своих самых строгих в мире параграфов для любителей и разрешить возмещение потерь заработной платы в результате простоя. То, насколько прочно этот образ "спортивного героя” держался в Европе, проявилось потом в "дикие шестидесятые”, когда он выступил против сексуализированной телесности поколения рок-н-ролла и критики студенческого движения, а также и новых левых в вопросе о принципе оплаты по труду "позднего капитализма”. Только "солдафонский” компонент с течением времени был утерян, а количество женщин и девушек, охотно принимавших участие в соревнованиях, постоянно росло. В отношении командного духа, дисциплины и аскезы спортсменки, похоже, ни в чем не уступали своим коллегам-мужчинам, а пресса нередко именовала их "чудо-девушками” (" Frauleinwunder ”).  Таким образом, чтобы объяснить устойчивость конъюнктуры "спортивного героя” недостаточно реконструировать меняющийся дух времени в соответствующем национальном контексте, гораздо более важно выявить те специфические условия его реального существования, которые были общими для всех "спортивных наций”.

     50-80-е годы XX века

   В качестве важнейшего фактора в этой связи следует рассматривать консолидацию международного соревновательного движения. Хотя, как уже говорилось, спортивное общение вне Англии и так всегда было международным, даже глобальным делом, и чередование национализма и интернационализма при посредстве МОК и международных спортивных организаций функционировало уже до 1914 года. Тем не менее вскоре после того, как Германия и другие проигравшие в Первой мировой войне страны в конце 20-х годов XX века снова со всеми почестями были приняты в международное сообщество, последовал новый этап интернационализации. С одной стороны, пропагандистские интересы тоталитарных режимов Европы, Южной Америки и Азии вели к тому, что государства посылали на соревнование все больше атлетов. С другой — в мире заметно увеличилось число так называемых "спортивных наций”. Если в Олимпийских играх в Стокгольме (1912) и Антверпене (1920) участвовало соответственно 28 и 29 наций, то в Берлине в 1936-м их было уже 49, а после Второй мировой войны, парализовавшей олимпийское движение, но не международные спортивные отношения, этот рост еще ускорился. Это происходило еще и потому, что перед лицом надвигающейся холодной войны победители с самого начала проявляли большую мягкость в обращении с проигравшими государствами, и, таким образом, не произошло сокращения количество участников, как это было после 1918 года. Кроме того, в 50-60-х годах, освободившиеся от колониального господства африканские государства искали признания мировой общественности, в 70-е за ними последовали азиатские "государства-тигры”, а в 80-е Китай был признан новой спортивной мировой державой. Одновременно с этим множилось число международных событий (events). Если до Второй мировой войны первенства мира и Европы — если они вообще проходили — проводились раз в четыре года между Олимпийскими играми, то уже с 70-х годов их стали проводить ежегодно (открытые чемпионаты и чемпионаты в закрытых помещениях, детские и юношеские игры). Соревнования между отдельными странами и праздники, посвященные вручению Гран-при привели к возникновению новых видов соперничества.  Воспроизведение этого процесса посредством отборочных соревнований в спортивном движении отдельных стран привело к тому, что популярность аскезы возросла не только среди мировых рекордсменов, но и среди честолюбивой молодежи этих стран:

  Во-первых, выездов на соревнования стало намного больше, они стали более дорогими и требовали больше времени. По оценкам современников даже сравнительно тяжелые на подъем немецкие легкоатлеты и футболисты уже начиная с 20-х годов до 80 дней в году проводили в поездках по спортивным делам — степень мобильности, которая в условиях недостаточной регламентации отпусков делала практически невозможным занятие гражданской профессией.  Еще больших затрат времени, а вместе с тем и энергии, требовали — во-вторых, тренировки, особенно в классических мужских дисциплинах. Если до 1900 года было много талантливых новичков, которые умели воспользоваться подходящей ситуацией, то начиная с 20-х годов за награду нужно было попотеть, и тот, кто хотел оставаться на международном уровне, должен был целенаправленно тренироваться. Немецкий мастер по бегу на средние дистанции и мировой рекордсмен д-р. Отто Пельтцер, школьный учитель, перешел для этого в 1925 году от трех к пяти тренировкам в неделю, а спортсмены высшего класса, которые готовились в тренировочных центрах немецкой или другой армии, тратили на них еще больше времени. За несколько десятилетий между Второй мировой войной и 1980 годом время, затрачиваемое на тренировки средним спортсменом-разрядником, по оценке Карла-Генриха Бете и Фридхельма Нейдхардта, возросло еще примерно в четыре раза, так что в конце этого периода оно составляло около 20 часов в неделю. В плавании, согласно кельнской диссертации Ханса-Эберхарда Ульриха, уже в начале 70-х годов XX века спортсмен высшего международного класса посвящал спортивным занятиям от 34 до 42 часов в неделю.   В этом подсчете учтено также и время, затраченное на коммуникацию с тренерами, врачами, массажистами и психологами. Умение своими силами создать себе такое окружение из профессиональных помощников или — как было чаще всего — стать членом руководимых ими тренировочных центров было третьим требованием к атлетам после 1945 года. Развитие этого процесса началось в 30-е годы — в Германии с элитных подразделений СС и специальных спортивных компаний "Третьего Рейха”, в Советском Союзе —с армейских и милицейских спортивных клубов, в США — с создания спортивных систем в вузах и колледжах. Однако под влиянием холодной войны темпы этого развития качественно ускорились. Во-первых, в силу того, что спорт стал расцениваться как арена символической демонстрации силы общественных систем, на западе и на востоке стали использовать секретные службы для выведывания тренировочных методов противников. Во-вторых, для мест проведения тренировок, строительства спортивных интернатов и сопутствующих научных исследований были предоставлены значительные частные и общественные финансовые средства.   В ФРГ этот этап развития ознаменовался основанием в 1967 году Германской спортивной помощи (Deutsche Sprothilfe) — организации для привлечения меценатов и распределения частных денежных потоков. Два года спустя, после провала олимпийской команды на играх в Мехико, возник Федеральный спортивный комитет (Bundesausschuss fur Leistungsport) — полугосударственная координационная инстанция между спортивными обществами и отвечающим за спорт федеральным министерством внутренних дел, которое, кроме того, совместно с подчиненным ему Федеральным институтом спортивной науки (Bundesinstitut fur Sprotwissenschaft) включилось в научное исследование спорта. После того как в 1971 году бундесвер издал "Положение о поощрении лучших спортсменов” (Regelung zur Forderung von Spitzensportlern), в 1974 в кооперации с союзами и школами была создана объединившая в конечном счете 150 "опорных пунктов” система тренировочных центров; для ориентированного на практику обучения специалистов Немецкого института спорта в Кельне в 1977 году была построена тренерская академия. Официально эти "опорные пункты” понимались и понимаются (сегодня они называются "Олимпийские опорные пункты”) как модель, противопоставленная системе детско-юношеских спортивных школ и элитным спортивным клубам ГДР, однако новые общественно-научные исследования показывают, что немецко-немецкие различия во многих деталях ограничивались (и ограничиваются) номенклатурой.

      Перспектива: спортсмен в конце ХХ века

    Развитие туризма, усложнение тренировок и увеличение их числа, а также научный подход — эти три элемента развития привели во всем мире не только к невиданному потоку рекордов и взрыву достижений, но и к невероятному росту числа атлетов. Заниматься "большим спортом” или "спортом высоких достижений”, как это принято говорить в Германии со времен "Третьего Рейха” и 60-х годов XX века, стало с тех пор для поколений молодежи, подростков и детей обоих полов серьезным опытом социализации. В отношении западных индустриальных государств, хотя и с оговоркой, можно сказать, что так называемый массовый спорт вырос в еще более значительной степени, чем большой спорт. Так как впечатляющий спортивный бум последних десятилетий — в старых федеральных землях число членов спортивных союзов с 1970 по 1989 год возросло с 10,5 до 21 миллиона — коснулся прежде всего тех, кто в конечном итоге искал развлечения, общения и компенсации недостатка движения в повседневной жизни. Вместе с тем приток в большой спорт вот уже несколько лет сокращается, причем в таком масштабе, что некоторые руководители союзов уже говорят о "кризисе подрастающего поколения”. Так, в Германии ни легкая атлетика и плавание, ни сравнительно гламурный теннисный спорт, к которому со времен успехов Бориса Беккера и Штеффи Граф в восьмидесятых публика проявила неожиданный интерес, не могут позволить себе пренебречь целевой рекламой в борьбе за ориентированное на соревновательность молодое поколение.  На фоне этого краткого изложения процесса развития такие рубежи роста можно объяснить тем, что и для "спортивных героев”, очевидно, существуют границы допустимой нагрузки. Это заключение одновременно доказывает, что готовность к аскезе представляет собой не только свойство характера, но и предполагает наличие приемлемого соотношения затрат и пользы. Это соотношение с каждым новым десятилетием после 1945 становилось для отдельных спортсменов и спортсменок все более невыгодным. Не считая того, что не каждый отправится в "тотальное учреждение” спортивного центра, "жертвы” такого рода все меньше себя оправдывают, а затраты времени и энергии, которые еще 10 или 20 лет назад могли бы вывести в мировые рекордсмены, сегодня могут обеспечить лишь квалификацию для национального чемпионата. Кроме того, тренировки сегодня часто сопровождаются массированным приемом анаболиков и других допинговых средств, которые, как известно, вредны для здоровья. Самостоятельное экспериментирование с собственным телом, характерное для атлетов рубежа веков, в этой области больше уже невозможно. Тот, кто недооценивает специальные знания профессиональных экспертов, ведет себя не только как дилетант, но и очень возможно как самоубийца.  Однако и будущее тех, кто в данных условиях не окончил свою карьеру инвалидом, представляется совсем не в розовом свете. Многие из них, смирившись из-за своей страсти к большому спорту со связанной с ним односторонностью повседневной жизни, попали в так называемую "биографическую ловушку” (Бетте/Шиманк). Личные контакты рекордсменов в значительной мере ограничиваются общением с соответствующими экспертами из их окружения, профессиональный успех которых определяется спортивным успехом их подопечных. Ограничено и собственно профессиональное развитие атлетов вне зависимости от того, рассматривают ли они свою спортивную карьеру как хобби или как основное занятие. Дело в том, что в безжалостной конкуренции спортсменов экстра-класса обычные виды страхования современного человека (такие как медицинское обеспечение, пенсия по инвалидности или по старости) или вовсе неизвестны или предоставлены личной инициативе, а принцип старшинства, смягчающий силу ударов законов рынка в "настоящей жизни”, теряет силу. И это тем тяжелее, что "период полураспада” побед и рекордов постоянно сокращается, и на следующем соревновании на них буквально уже ничего нельзя будет купить. Поэтому даже самые успешные спортсмены заботятся о том, чтобы получить долгосрочные сертификаты (Leistungszertifikate) системы образования, и таким образом сохранить "нить, связывающую их с гражданским существованием” (Гунтер Гебауэр); так, количество школьников, студентов и учеников производственного обучения, пользующихся поддержкой Германской спортивной помощи, в середине 80-х годов ХХ века составляло около 60 %. Эта двойственность устремлений в условиях жесткой конкуренции в профессиональной жизни, рано или поздно приводит к отказу от спорта.  То, что подающие надежду таланты по этим причинам с самого начала не посвящают себя целиком большому спорту или преждевременно от него отказываются, в историческом плане, не ново; ведь так закончилось большинство спортивных карьер XX века. Новым, с исторической точки зрения, здесь является то, что современная спортивная система еще не может компенсировать такие решения. И не только из-за демографического кризиса ("Pillenknick” — снижение рождаемости из-за противозачаточных таблеток) и не только из-за того, что исчерпываются "женские резервы”, но также, и прежде всего, из-за того, что определенные некогда желанные сопутствующие участию в соревнованиях продукты (By-products) в последние годы потеряли свою привлекательность. Если верить большому количеству опубликованных начиная с 20-х годов XX века биографий спортсменов и автобиографий сюда относились в первую очередь путешествия за границу на океанских пароходах или самолетах, знакомства с видными политиками, бизнесменами и деятелями культуры, а также внимание со стороны средств информации. И даже если спортивная деятельность в целом не приводила к преодолению среды происхождения, атлеты тем не менее считали, что достаточно вознаграждены за "жертвы” и лишения и стоят выше себе подобных.  Определенная открытость миру и свобода в общении все еще являются чертами облика спортсменов и спортсменок. Однако самое позднее с середины 80-х годов ХХ века эта аура потеряла свой блеск. Первый фактор, повлиявший на это, — это всеобщий рост мобильности и частоты путешествий. Одновременно с падением железного занавеса, который обесценил привилегированный статус атлетов восточного блока как "выездных”, на Западе началась эра дешевого туризма в дальние страны. С этих пор для любителей путешествий из преобладающих в спорте средних слоев больше не было необходимости стремиться к лаврам, чтобы посмотреть мир. С Neckermann или TUI путешествовать намного приятнее, тем более что спортивные поездки практически не давали возможности для осмотра достопримечательностей. К тому же глобальным игрокам (global players), которые большую часть года "живут из чемодана”, частые поездки стали уже в тягость. Похожий эффект произвел в Европе запоздалый прорыв коммерческого телевидения, который также пришелся на середину 80-х годов. Если выступление по телевидению до сих пор достигало всей "спортивной нации”, то сегодня атлеты при наличии выбора из двух дюжин каналов, могут добиться достаточного авторитета, только если несколько каналов и реклама будут проводить совместную кампанию. Кроме того, на рынке паблисити спортсмены вынуждены конкурировать с большим количеством других "предпринимателей собственного образа”, причем спектр простирается от политиков, героев сериалов до тех персонажей, которых приглашают в качестве экспертов на ток-шоу. После успеха Стефании Клей среди выбранных рекламой в качестве своих идеалов (testimonials) спортсмены и спортсменки составляют лишь около 3 %, явно страдая при этом от сопряженной с рекламными компаниями потери сферы личной жизни.  Для большинства атлетов процесс развития последних десятилетий не предоставил поэтому никаких новых шансов. В известном смысле они даже лишились некоторых возможностей. Несмотря на то, что некоторые спортивные союзы и МОК, пользуясь конкуренцией соревнующихся за право передачи частных каналов, оказались со своими предложениями в роли монополистов и впервые за более чем столетнюю историю располагают значительными денежными суммами, которые используют, хотя зачастую и неохотно, на то, чтобы обеспечить спортсменам участие в прибыльных шоу. Так как средства массовой информации интересуют главным образом особо телегеничные дисциплины, в первую очередь футбол, теннис и легкая атлетика, большинство других союзов и атлетов остаются зависимыми от общественных дотаций — которые отсылают их к новым обильным источникам якобы открывшимся в результате окончания холодной войны. Таким образом, обусловленный сломом государственных аппаратов финансовый кризис спорта в Восточном блоке находит свои параллели на Западе. Изложенное в данной статье позволяет увидеть и другой негативный результат нового развития — разделение большого спорта и массового спорта. В отличии от Trimm-dich-Bewegung3 70-х годов прошлого века, распростанявшегося преимущественно членами союзов, стимулируемая индустрией спортивных товаров и услуг новая волна фитнеса опирается в первую очередь на отдельных индивидуумов. Тот, кто хочет оздоровить свое тело, одиноко бегает трусцой по своим дорожкам или — это относится главным образом к традиционно плохо представленным в союзах женщинам — отправляется в коммерческие гимнастические студии с их анонимными социальными отношениями. Сюда можно отнести еще и то, что спектр видов спорта за последние десятилетия расширился на более чем 240 (!) дисциплин, как это отмечают Клаус Хейнеманн и Манфред Шуберт в своем исследовании на материале Гамбурга. Большая часть модных неформальных видов спорта для удовольствия и приключений, начиная с гонок на BMX-велосипедах и заканчивая freeclimb-ing4, в отделениях спортивных союзов, с их ориентацией на классические дисциплины, вообще не предлагается, и, наоборот, промоутеры новых дисциплин с самого начала избегают всякого контакта с традиционным спортом. Для социальной фигуры спортсмена эти центробежные тенденции имеют большие последствия в том смысле, что таким образом осложняется прежний "трансфер образа” от большого к массовому или оздоровительному спорту. Это выражается не только в том, что многие спортсмены-любители из-за падения престижа "героя спорта” уже давно эмансипировались от его примера, но и в том, что массовый спорт благодаря стимулам, которые он получает из сферы моды и здоровья, индустрии туризма и развлечений, со своей стороны становится своего рода примером для элиты большого спорта. Это подтверждают и календари, в которых лучшие пловчихи позируют в купальниках как фотомодели, и телевизионные передачи с соревнований по легкой атлетике, в которых финалисты пытаются посредством экстравагантных причесок, золотых цепочек на шее и стильных солнечных очков представить себя законодателями моды. Определяющие будни этого спортсмена добродетели: аскеза и "готовность к пожертвованию”, напротив, остаются под спудом.  Поэтому в конце XX века атлеты снова приближаются к типу интересующегося в первую очередь собой и презентацией своей "личности”, и ориентированного одновременно на результат и на потребление успешного человека рубежа столетий, который с Первой мировой войной на десятилетия покинул арену. Однако такое возобновление традиции для них небезопасно. Потому что уважением публики по-прежнему пользуется "герой спорта” межвоенного и послевоенного времени, которого она, похоже, ценит больше, чем современного победителя, в котором можно распознать лишь отражение собственного гедонизма. Возьмем пример Бетте/Шиманка. Так же как в зоопарке, где преимущественно представлены животные, которые редко или вовсе не встречаются на воле, спортивная публика хочет увидеть прежних героев — наслаждение, которое ей услужливо предоставляют средства массовой информации и реклама: специальные спортивные каналы на телевидении снова и снова прокручивают "легендарные” боксерские поединки, теннисные матчи и автогонки, а на празднике открытия Олимпийских игр в Атланте 1996-го маршируют гиганты 50-70-х годов от Мухаммеда Али до Эмиля Зато-пека. Правда, такие мероприятия отрывают "героев” прошлого от контекста их исторической эпохи и жизненного окружения и, в известной мере, нейтрализуют. Но в борьбе за внимание публики это тем не менее является преимуществом: они ведь так подходят для разного рода проекций. Атлеты современности получают при этом пищу для серьезного размышления: в то время как молодежь должна рассчитывать на долговременное понижение кривой достижений, для идолов прошлого действует правило: чем старше они становятся, тем лучше они были. Это также является сегодня причиной непопулярности спортивной карьеры среди молодежи. В конце XX века с его богатой переменами историей атлеты успешно эмансипировались от службы интересам политики, нации и идеологии; однако от духа этого столетия до сих пор не смогли освободиться даже те из них, кто является "личностью”.

                                              Перевод с немецкого Людмилы Кортуновой